Седьмой от Адама - Владимир Резник

работа у нас непростая, — начала приходить потихоньку в себя заведующая. — Зарплаты маленькие…

Пауза не затянулась, так как проинструктированный Элей Матвей отреагировал быстро:

— Да какая зарплата, Маргарита Онуфриевна, не только за деньги же трудимся. — Он и до Эльвириных наставлений знал, что положенные ему семьдесят рублей будут отходить к заведующей, за что она закрывает глаза на то, как банщик зарабатывает всё остальное. А планировал он зарабатывать куда больше.

— Ну, вот и отлично, в понедельник выходи на работу. Эля познакомит тебя со сменщиками и введёт в курс дела. — Заплывшие светло-голубые глазки под свалявшимся перманентом обрели какую-то осмысленность и начали шарить по комнате, разыскивая предмет страсти, который с унылым видом прятался за её спиной.

— Ну вот, теперь можно и отметить устройство, — плотоядно заявила Эля, перетащив Матвея из кабинета любвеобильной заведующей в свою кладовку и пихнув его на мешок с простынями рядом с вальяжно раскинувшейся Машкой.

— Конечно! — бодро откликнулся тот, грустно проверив, на месте ли его кошелёк, и прикидывая, хватит ли у него денег и здоровья на гулянку в компании с двумя такими бойкими новыми знакомыми.

— У тебя там, кажется, ещё коньяк в сумке был? — намекнула Эля. — Доставай, разомнёмся и поедем отмечать.

Очнулся Матвей следующим утром у себя дома, в своей постели, с головной болью и с Машкой под левым боком. Он с ужасом посмотрел вправо, боясь увидеть там и Элю, но, к счастью, её там не оказалось — она нашлась в другой комнате храпящей на тахте.

— Однако бурное начало трудовой деятельности, — ухмыльнулся Матвей, закуривая на кухне первую сигарету и наливая подрагивающими руками припрятанное в холодильнике пиво.

Он практически не помнил окончания вчерашнего вечера и опасался, что случившаяся раскладка по койкам может настроить против него одну из подруг, но, как скоро выяснилось, опасения были напрасны. Обе проснулись в весёлом и боевом настроении и на мелочи вроде того, кто с кем спал, просто не обратили внимания — как выяснилось позже, они вообще этим головы себе не забивали. За завтраком, который он соорудил, вывалив на стол всё, что запасал на праздники, Матвей получил столько интересной информации, что не пожалел о быстро исчезнувших припасах.

Впрочем, он, может, узнал всё это и вчера, но от вчерашнего загула в памяти осталась лишь большая чёрная дыра, из которой доносились невнятные возгласы: «Ещё шампанского», «„Арлекино“ давай» и «Где тут у вас туалет?». Ещё припоминались ему обрывки какого-то бурного веселья по приезде домой — мелькающие на экране телевизора голые тела, смачные комментарии и ржание девиц.

«Порнуху по видику смотрели», — сообразил Матвей.

Видеомагнитофон — «Электронику-ВМ12» — большой серый, громко щёлкающий и подвывающий на перемотке кассет ящик Матвей купил, ещё работая на заводе, но не с зарплаты, которой едва хватало на жизнь, а откладывая почти год со всяких полулегальных приработков, которыми занимался всё свободное время, не брезгуя ничем — от мелкой спекуляции до копания канав. Выбор фильмов был невелик — плохонькие копии американских боевиков с гнусавым переводом и порнуха. То была ещё та стыдливая и застенчивая порнография начала восьмидесятых: небритые, мохнатые промежности участников (эпиляция ещё не вошла в моду), редкие групповые сцены и практически никаких анальных развлечений. Всё это буйно расцветёт позже, а пока грудастые немецкие домохозяйки в халатиках на голое тело, громко крича от восторга, развлекались с мускулистыми водопроводчиками, выходившими на смену в чистеньких отглаженных комбинезонах и без нижнего белья.

Выяснилось, что Эля работает в бане кастеляншей — слово было ему знакомо ещё по детскому саду, но суть его Матвей понял только сейчас. Задача её заключалась в поддержании непрерывного оборота простыней и полотенец: выдача банщикам чистых и сдача в прачечную использованных. Как понял Матвей из её рассказа и из Машкиного хихиканья, Элиными стараниями целых простыней в бане практически не было. Чтобы заработать на страстно любимое обеими девицами шампанское, все новые простыни, периодически попадающие с центрального банного склада в Элины руки, продавались налево, а для того чтобы их общее количество осталось неизменным, старые разрезались, сшивались на припрятанной в её кладовке швейной машинке, и из двух простыней получалось три, а если очень нужны были деньги, то и четыре. Машку же недавно уволили с какой-то очередной работы, и она временно бездельничала, чем была очень довольна. Обе девицы были с незаконченным высшим образованием: одну (Элю) выгнали из театрального, вторую из инженерно-строительного, но обеих за одно и то же: за пьянство, лень и абсолютное нежелание учиться.

После завтрака с шампанским из Матвеевой заначки Эля вспомнила, что сегодня ей привозят чистое бельё из прачечной, и потащила всех в баню.

— Поехали, я тебе покажу твои новые владения и с людьми познакомлю.

Матвею очень хотелось прилечь подремать, но отказываться было неправильно, и вся компания, поймав такси, перебралась в Элину кладовку. Быстро разобравшись с делами и выхлебав последнее, предусмотрительно захваченное у Матвея, шампанское, раздобревшая Эля повела его на экскурсию. Первый, с кем они столкнулись, был унылый мужчина лет сорока пяти. Он уже собирался уходить, и Эля лишь приветственно махнула ему рукой.

— А кто это? — поинтересовался Матвей. На что та пренебрежительно отозвалась:

— Сторож ночной. Мишка Мазин. Кто-то из Маргаритиных знакомых его к нам пропихнул. Был инженером, а потом в какой-то момент тронулся умом: забыл всё своё инженерство, всех, кого знал, не узнаёт, сколько стоит проезд в метро, не помнит, половину памяти у него отшибло. Короче, псих, но тихий. Вот его сюда и пристроили. Хотя мужик точно образованный, голова у него работает, знает много — иногда вдруг что-то такое ляпнет, что поражаешься, но пришибленный какой-то.

В бане было три этажа, и Матвей с находящейся уже изрядно навеселе Элей начали с первого — почти на уровне земли. «Почти» — потому что безымянные, как все строители, в отличие от архитекторов этого здания, не смогли почему-то врыться в питерские болота достаточно глубоко, и планировавшийся изначально подвал выпирал на полметра узкими подслеповатыми оконцами из загаженной человеками земли. Но ушлые строители выкрутились и, как умели, замаскировали свой промах, насыпав невысокий холмик и сделав парадный вход с нового уровня, облагородив небольшой подъём асфальтовым склоном и украсив его огромными шестиугольными бетонными цветочницами. Из них ночная уборщица каждый вечер выметала окурки, пустые бутылки и упаковочную бумагу, пахнущую жареной рыбой и студнем из ближайшей кулинарии.

Рабочий день был в самом разгаре, но посетителей в бане оказалось на удивление много. Поскольку работать или хотя бы присутствовать на рабочем месте в те времена обязаны были все, то посетители были в основном нетрудоспособные: пенсионеры обоих полов, студенческий хихикающий молодняк, норовящий пролезть не в своё, положенное по гендерным признакам, отделение, и нетрезвые мужчины всех возрастов, очевидно имеющие право (и соответствующие справки и удостоверения) в разгар рабочего дня не ковать что-то железное, а париться в бане.

Не обращая внимания на всю эту публику и не смущаясь количеством употреблённого с утра шампанского, Эльвира встала по центру достаточно внушительного банного вестибюля и громким голосом, перекрывая неразборчивое жужжание подданных, воздев пышную руку, вела для Матвея персональную экскурсию. При этом она не теряла контроля, незамутнённым глазом вылавливала из толпы нужные ей лица и представляла их Матвею.

Первым под руку ей попался плосколицый блудливый блондин, который в первый день прихода Матвея в баню проскочил перед ним в дверь.

— Во! Знакомься, Матвей. Это Вова-шофёр. Он у нас не работает. Я вообще не понимаю, где и когда он работает, — на весь зал сообщила Элька. — Он только и делает, что ошивается возле бани круглые сутки. Всё ищет, чего бы срубить… или, если получится, украсть. Возит вам, банщикам, пиво — левое, конечно, и дурит вас где только сможет. Может и на цене надуть, и на количестве — так что ты будь с ним внимателен.

Вова-шофёр, ничуть не возмутившись и не обидевшись из-за подобной рекомендации, гадливо заулыбался и протянул Матвею для знакомства влажную руку. Матвей пожал её, представился и едва дождался, пока тот отойдёт, чтобы вытереть ладонь о штаны.

Следующим под Элькину длань и длинный язык попались двое: одним из них оказался молодой длинноволосый мужчина — тот самый, целовавшийся с заведующей в кабинете, а вторым — крупный рыжий одноглазый толстяк лет